На территории Петербурга расположено более 8 тыс. охраняемых государством объектов культурного наследия. Однако, далеко не все из них находятся в хорошем состоянии, а некоторые, как Ропшинский дворец, начинают разрушаться. «Агентство Бизнес Новостей» пообщалось с главой петербургского отделения Международного совета по сохранению памятников ИКОМОС Сергеем Горбатенко о том, как защищаются памятники, какие есть проблемы с их охраной, и кто может помочь культурному наследию.
Сергей Борисович, как Вы вкратце можете описать ситуацию с защитой памятников в Петербурге и Ленобласти, насколько они вообще защищены?
Вопрос обширный… Ответственность за охрану объекта культурного наследия в нашей стране так же, как и в большинстве других стран, несёт государство. То есть существует государственный реестр объектов всемирного наследия и если то или иное здание, сооружение, территория, ландшафт, какое-то примечательное место попадает в этот список, то оно должно охраняться.
В нашем законе прописаны нюансы этого дела: существуют различные виды памятников и различные категории памятников и различные степени охраны. То есть объект может носить статус выявленного, то есть на него распространяется законодательство по охране наследия как на полноценный памятник, но де-юре он памятником еще не является. На его дообследование и принятие решения включения или не включения его в государственный реестр отводится время.
У нас существуют в основных категориях уже памятники как таковые муниципальные, региональные и федеральные. Муниципальных практически нет, эта категория скорее на бумаге существует. А вот две других категории действуют.
Есть, конечно, специальные органы охраны, в Петербурге это комитет по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры и в области это департамент государственной охраны объектов культурного наследия при комитете по культуре правительство Ленинградской области. Они выполняют, прежде всего, инспекторские функции, осуществляют мониторинг, методическое руководство, осуществляют юридический надзор за состоянием памятников. Их прерогатива – выдача заданий, по реставрации и реконструкции этих памятников. Примерно ситуация такая.
С точки зрения того, как хорошо работают эти механизмы… Здесь у нас отсутствуют только отработанные механизмы охраны объектов всемирного наследия, это очень серьёзный недостаток. Остальное, казалось бы, урегулировано, но сложность в том, что множество вопросов, которые имеют методический характер, которые раньше органы охраны решали, а сейчас должны решать инспекторы с помощью экспертизы. Это, в общем, правильная постановка вопроса, это означает доверие настоящим специалистам, но на практике этих вопросов настолько много, что такое количество экспертиз бывает трудно сделать, тем более, что их оформление имеет массу правовых, юридических и иных нюансов. И это отнимает очень много сил и времени, чистая такая формалистика. Хотя, конечно, выводы экспертизы основываются на научно-методическом подходе. Вот примерно такая ситуация есть: преобладают же в органах охраны сейчас юристы. Юридический аспект охраны конечно, очень важен, но все-таки ни один закон, ни один юрист не может охватить все это множество случаев. Вот это должна делать экспертиза. Механизм сложный и тяжеловесный. Хотя в той или иной степени успеха он работает.
То есть такую систему экспертиз, как Вы считаете, нужно упростить?
Я бы не сказал, что ее нужно упростить. Ее нужно облегчить что ли, чтобы меньше было требований со стороны органов охраны чисто формальных, и серьёзней бы относились именно к научно-методическим аспектам. Я не хочу сейчас сказать, что такое отношение несерьёзно, но, вместе с тем, провальных случаев у нас тоже довольно много, по двум причинам. Первое – это наличие ангажированных аспектов, то есть те, которые принципами экспертизы изложены и узаконены, зачастую пренебрегают, и нет механизма лишения статуса таких экспертов. Второе – это все-таки слабость органов охраны с научно-методической точки зрения. Они чаще обращают внимание на формальную правильность экспертиз и в меньшей степени, я не говорю, что они не обращают внимания на научно-методические вопросы, но все-таки эта формальная сторона очень громоздка, и смещает акценты в оценке экспертизы. А оценивать и согласовывать эту экспертизу все-таки должны органы охраны – так вот поставлено и это справедливо.
Вот когда случаются такие случаи, когда некоторые памятники разрушаются, как получилось с Ропшинским дворцом — это скорее недостаток экспертизы или есть какие-то другие причины?
Нет, здесь экспертиза, конечно, не причем. Это недостаток уделяемого внимания памятникам второго ранга, так скажем. У нас в центре внимания государственные музеи-заповедники, прежде всего. Но огромное количество объектов, в том числе и состоящие в списке всемирного наследия, как Ропшинский дворец, он тоже в качестве элемента нашего огромного комплекса «Петербург и окрестности» входит в этот список наследия. Но этот статус их не спасает.
Что значит недостаток внимания? Трудно сказать. Здесь, конечно, и причина финансовая — то, что у нас очень плохо финансируется противоаварийные, и пост ремонтно-реставрационные работы на объекте. Консервационных работ почти не бывает. Ведь что нужно было сделать после расселения этого дворца? Надо было следить за тем, чтобы не прохудилась крыша, чтоб не было протечек, потому что вода страшнее огня для памятника. Потому что стоит только кровле быть в беспорядке, то есть дырявой, попросту говоря, то вода попадает в кирпичную кладку и, замерзая в холодный период времени, начинает особенно интенсивно разрушать кладку. Вода превращается в лед, он расширяется и просто рвет кладку. И вот именно таким путем был доведен этот уникальный памятник до такого плачевного состояния.
Около двух или трех лет назад принято решение о передаче его Петергофскому музею-заповеднику и Петергоф его взял. Но очевидно, что все остальные наши тяжеловесные бюрократические механизмы настолько медленно и плохо работают, что никаких противоаварийных работ не было проведено. Я не знаю нюансов, не знаю тонкостей, не знаю, был ли сделан проект противоаварийных работ, но это должно было быть сделано в первую очередь, как можно скорее. А поскольку этого не было сделано, значит вот и произошло то, что произошло. Боюсь, что это было сделано только на бумаге.
Кто должен тогда следить за состоянием памятников, ведь кто-то время от времени, как я понимаю, должен их проверять – в каком состояние памятник, не разрушен ли он?
Да, есть понятие мониторинга, и, конечно, органы охраны должны следить. Но я знаю, что в комитете по охране памятников Петербурга этот мониторинг три года назад, по крайней мере, когда я отсюда уходил на пенсию, он не был налажен. Наверно, он и не налажен сейчас — то есть проверяют от случая к случаю. И в основном побудительным мотивом служат какие-то аварийные случаи и только тогда обращают внимание на памятник. То есть, по-настоящему, мониторинг объектов культурного наследия у нас, по крайней мере, в Петербурге и в Ленинградской области, не налажен.
И если для Ленинградской области с гигантской территорией и малочисленным департаментом это еще можно чем-то объяснить, то по Петербургу это, конечно, непростительно.
То есть, скажем, так, рецепты сохранения большинства памятников – это качественный мониторинг в Петербурге от Смольного?
Конечно, не только это. Важно не только знать в каком состоянии тот или иной объект, но и разрабатывать соответствующие мероприятия, получать финансирование или привлекать инвесторов. А у нас это тоже затруднено. Есть простая схема, которая достаточно эффективно за рубежом используется — это продажа памятников за один евро, а в нашем случае за один рубль. За символическую плату, но с какими-то более комфортными условиями для его восстановления. Отмена налогов, может быть даже финансовая помощь новому владельцу для того, чтобы для него было интересно и важно вложить деньги.
Кроме того очень важно, конечно, моральное поощрение и это значит не только хвалить владельцев, награждать их, что тоже, конечно, очень важно. Важно воспитывать в потенциальных инвесторов, в наших гражданах любовь и уважение к памятникам и чувство гордости за то, что тебе этот памятник доверили. Если ты этим гордишься, ты его всегда будешь беречь, и правильно с ним поступать при помощи органов охраны и экспертов, конечно. А если этого нет, бывают случаи такие, что купленный памятник превращается в предмет спекуляции, меняет одного за другим владельцев, а тем временем разваливается. В Выборге есть дом Говинга, прекрасный образец северного модерна, который сейчас в ужасающем состоянии именно по этой причине.
То есть для восстановления памятников лучше все-таки привлекать частных инвесторов, а не надеется на государство?
Не мое дело считать, сколько денег в кармане у нашего государства. Если государство богато, то оно может в большей степени взять на себя. Если государство не так богато, как нам хотелось бы, значит в большей степени надо рассчитывать на инвесторов, на создание для них условий, на пропаганду памятников и на смягченные условия приобретения этого памятника. То есть, их надо отдавать фактически бесплатно и, более того, помогать в следующей стадии их восстановления, освобождать от налогов на пять-десять лет. Тут есть много разных форм, я не экономист, но наверняка эти механизмы проработаны, можно на западные модели посмотреть. У нас об этом много говорят, и по слухам, даже в Москве уже сделали серьёзные шаги в этом направлении.
Как еще можно помочь памятникам в Петербурге, что, на ваш взгляд, нужно еще сделать, чтобы не повторялись ошибки?
Нужно их пропагандировать, и пропагандировать не только Царское Село, Петергоф, Павловск и другие выдающиеся наши объекты, которые имеют уже статус достаточно высокий для того, чтобы там таких трагедий не происходило. А пропагандировать памятники, во-первых, второго ряда, а, во-вторых, создавать условия для привлечения инвесторов. На государство, особенно в сложной нынешней обстановке, уже рассчитывать гораздо труднее. В чем-то, конечно, оно будет помогать, но это тоже выборочный подход. Вот, например, сейчас важную роль приобрел статус исторических населений, сейчас города с таким статусом будут получать материальную помощь. Хотя ее будет, наверняка, недостаточно для решения всех проблем, пример Выборга у нас сейчас у всех перед глазами. Здесь должен быть комплексный подход, сочетающий участие государственных вложений и частных. А вот разработка таких эффективных механизмов нам может помочь.
Плюс пропаганда, люди должны знать об этих памятниках, чем они знамениты. Надо создавать больше книг, больше телепередач, уроки в школах для подрастающего поколения. Тут можно провести целый комплекс мероприятий.
Андрей Фролов / АБН